Сообщения с тегами ‘творчество’

Argentence

Наш друг и коллега Валентин Бабиченко, дай ему Бог всё что надо но не сразу, организовал чудесный семинар, который случился с нами в эту пятницу-субботу. Ежели кто следил за невнятными следами происходящего в контактике и фейсбучике — это то самое, в преддверии чего была вся эта суета вокруг банана Маркса. Приезжал Маурисио Рухелес Шёневольф, это такой французский психоаналитик латиноамериканского происхождения. Вот такой он красавец весь из себя:

Маурисио Рухелес Шёневольф

К тому же он пессимист, ой, то есть реалист, как и сам Лакан, что не может не радовать. И голос у него очень ласковый такой, неожиданно мягкий голос. «И тебя вылечат, и тебя... и меня вылечат» ©.

Маурисио рассказывал нам про деньги, субъект, язык и всякие другие интересные штуки — и в теоретическом плане, и в клиническом. Даже если бы там вообще не было про Маркса (а про Маркса там было, да ещё как!), это всё равно была бы замечательная возможность повысить свою общую литературную и философскую эрудицию, воткнуть в клинику, посмеяться и вообще хорошо провести время.

Я уже давно махнула рукой на то, чтобы всерьёз конспектировать то, что кто бы то ни было где бы то ни было рассказывает, хотя по привычке всё равно всегда веду записи. Психоаналитик же у нас писец, это все знают. В этот раз мне захотелось набросать несколько мыслей из записанного сюда. Не иначе как анальная логика проснулась. Получилось что-то в жанре заметок на салфетках (уйди от меня, образ туалетной бумаги!!!) — опорные фразы, о которых лично мне размышлять небезынтересно. В квадратных скобках — мои комментарии. Извините, после семинара на такую тему не могу удержаться. Осторожно, дальше будет всякая лаканость. Не влезай — убьёт.

(далее…)

Стивен Кинг, «Как писать книги»

Первую песню Майкла Джексона я услышала то ли на первом, то ли на втором курсе института. Я имею в виду — осознанно услышала, зная, что это он поёт. До этого, помнится, я ограничивалась презрительными высказываниями из серии «Пастернака не читал, но осуждаю», что не может не бросать тени на мою интеллектуальную репутацию. Впрочем, презрительной мне было не то тринадцать, не то четырнадцать лет, и в восемнадцать мне стало стыдно за своё поведение. Только это меня и оправдывает.

С тех пор мне удавалось такого рода высказываний всё чаще избегать — то ли интуиция работала хорошо, то ли просто я взрослела. Тем не менее, первое, что я сказала году этак в две тыщи третьем про Харуки Мураками, — это то, что он глубоко вторичен, а его «Призраки Лексингтона» воспроизводят не то «Октябрьскую страну» Брэдбери, не то любимые ужастики моего детства. Правда, перед этим я всё же удосужилась «Призраков» прочитать. Через полгодика выяснилось, что я просто не с той книги начала, и сейчас я при случае охотно доказываю всем согласным меня послушать, что Мураками отличный писатель, просто надо знать, что у него надо читать, а что не стоит (ударение можете поставить в любом месте).

Эти занимательные рассказы о моих странных отношениях с поп-искусством можно продолжать до бесконечности, но сегодня у меня другая цель: я хочу немножко поговорить о Стивене Кинге. (далее…)

Р. Барт, «Мифологии»

Не без приятности и пользы для себя читала в последнее время «Мифологии» Ролана Барта. Барт интересен мне, во-первых, как прозаик. Пишет он не совсем в том стиле, который мог бы доставить мне большое удовольствие, однако, как совершенно справедливо отметил Ж. -А. Миллер, «в Ролане Барте меня сразу привлекла та спокойная уверенность, с какой он умел говорить обо всём на свете, и всякий раз справедливо и систематично, — о вещах пустых, легковесных, вульгарных, незначительных». Во-вторых, конечно же, меня привлекает работа Барта как семиотика и мифолога. Я собираюсь немного рассказать вам, мои дорогие читатели, о «Мифологиях» и привести парочку вкусных цитат оттуда. (далее…)

Сказка о Красном Текстильщике


Далеко на севере, на берегу мутной глубокой реки, стоит уродливый серый замок. Много жуткого можно найти в этом замке: огромные залы, стены которых усеяны сверкающими ярко-алыми глазами; надписи и указатели, которые так и норовят исчезнуть или повернуться в другую сторону, стоит только перестать на них смотреть; крошечные комнатушки, из-за стен которых слышится громкий хруст, скрежет и временами — слабые стоны. А в самом центре замка есть маленькая комнатка. Там живёт чудовище, глаза которого не выносят ни солнечного света, ни света звёзд; имя ему — Красный Текстильщик. Видом он похож на человека, старый, седой и сгорбленный; ходит медленно, опираясь на древний зонтик, носит потёртую серую кепку и тёмные очки. Больше всего на свете любит он человеческие души, объятые тревогой и страхом. Мудрые люди говорят, что когда человеческая душа попадает в плен к Красному Текстильщику, он сажает её в тесную клетку, сшитую из листов плотной бумаги, которая испещрена ровными рядам букв и усеяна красными пометками «переделать!», «заверить!» и «отклонить». Маленькая комнатка в самом центре мрачного замка полна таких клеток. Там томятся души людей, сидящих в огромных гулких залах и заворожённых миганием красных глаз на стенах.

Если придётся тебе когда-нибудь побывать в тех краях, помни: не смотри непрерывно в эти глаза, иначе они уведут твою душу; а если душа твоя всё же оказалась в тесной бумажной клетке, постарайся не забывать, что та бумага горит и рвётся, как и любая другая. Только твой собственный страх и отчаяние мешают тебе выйти на волю. Храбрые и спокойные люди неподвластны Красному Текстильщику и, говорят, возвращаются домой не только целыми и невредимыми, но даже с трофеями.

А бесчисленные красные глаза всё сверкают в стенах старого, как мир, замка, и даже храбрые люди вздрагивают, когда их плеч касается ледяной ветерок, а из-за стен доносится слабое, перемежаемое старческим кашлем хихиканье.

Светофор

Если правильно посмотреть на светофор, когда он диковинным драгоценным камнем сияет и переливается в темноте дождливой летней ночи, то можно заметить, что сменяющиеся на нём цифры – не что иное, как кусочек часов, которые отсчитывают секунды твоей жизни. Посмотришь в этот момент на зелёный свет – и увидишь всё, что приносило, приносит и будет приносить тебе радость. Улыбки своих друзей и родных, шоколадное мороженое, рисунок на окне солнечным зимним утром, прозрачную тень своей любимой музыки, собаку, которую однажды погладил, а она лизнула тебя прямо в нос, и многое-многое другое. Посмотришь на красный – увидишь лишь отблеск древнего пламени, что приходит в начале и в конце всех времён.

И только те самые часы, отсчитывающие время твоей жизни, целиком никогда не удаётся увидеть.

Пробуждение вечности


Когда рядом с тобой никого нет, когда дождь мягкой пеленой закладывает прозрачные уши многоквартирных домов, когда прячутся в своих хитроумных домиках улитки, что дышат обычно в такт дыханию твоего мира... когда искавшие что-то в твоём сердце обретают то, что искали, в иных, далёких отсюда местах; когда молчание окутывает тебя лёгким саваном одиноких мыслей, — тогда приходит время слов, написанных давно умершим человеком, слов суховатых, медицински-точных и в то же время полных затаённой жизни, раз за разом воскрешающих перед твоим взором тонкие, изломанные страданием женские профили, руки, протянутые в беззвучной мольбе, разметавшиеся по плечам волосы и жутковатую негу странных снов, которые никогда не уходят. И шуршание этих слов, принадлежащих позапрошлому веку, вновь вызывает к жизни медленную, тихую, такую родную, навеки связанную с тобой и никогда тебе не принадлежавшую вечность.

Сказка о страннике и звёздах

Высоко в ночном небе, когда никто не смотрит наверх, танцуют и гоняются друг за другом быстрые звёзды. Стоит только взглянуть на них, и всё, что ты увидишь, — застывшие в приличных позах вежливые небесные светила, ангелы, да и только. Но как только ты возвращаешь свой разум на грешную землю, они снова начинают безобразничать.

Говорят, одному страннику однажды приснилось, как играют звёзды, когда на них никто не смотрит. С тех пор он был сам не свой — всё думал, как бы ему увидеть это чудо наяву. Ложился на землю навзничь, закрывал глаза и делал вид, что спит, а сам подглядывал сквозь ресницы. Часами смотрел в зеркальную поверхность озёр. Таскал с собою здоровенный медный щит, начищенный, как столовое серебро перед званым обедом, и косился на него при всяком удобном случае. Ничего не помогало — звёзды стояли на своих местах как вкопанные. Отчаявшись, отправился странник к горным дварфам, и те показали ему мудрёную одноглазую машину: нажимаешь кнопку, ждёшь, потом снова нажимаешь, и машина показывает тебе всё, что увидел её единственный глаз. Но даже мудрёная машина не смогла разглядеть, как танцуют звёзды, и странник совсем загрустил.

И тогда он увидел ещё один сон о звёздах. Правда, в этом сне была только одна звезда. Она спустилась с небес и покачивалась близко-близко от его лица. Как ни странно, от неё веяло прохладой и почему-то ароматом фиалок. Поэтому, когда звезда начала петь, странник не удивился. Голос у звезды был низкий и нежный, как у кошки, если ей правильно почесать животик. От этого голоса у странника внезапно забегали мурашки по всему телу. А потом он увидел, как из его груди поднимается навстречу звезде тёплое сияние. Звезда потянулась к нему, и странник увидел, что она светится так же. Две звезды коснулись друг друга, и низкий мурлыкающий звук прокатился по окрестностям. Потом первая звезда мигнула, причём страннику показалось, что она не просто мигает, а подмигивает, и поднялась обратно в небо. А тёплое сияние самого странника снова вернулось в свою уютную норку.

Когда странник проснулся, на душе у него было хорошо и правильно. С того дня, как мы слышали, он бросил свои попытки охотиться за танцующими звёздами и стал чаще говорить с людьми. Иные люди клянутся, будто бы видели, что от этих разговоров собеседники начинают слегка светиться.

И когда он странствует под ночным небом, звёзды над ним, незаметно для всех, соединяются в буквы его имени.

Сказка ночного дождя


Заглядевшись на алмазное сверкание мельчайшей дождевой пыли в свете ночного фонаря и танец мокрой листвы на фоне грозовых туч, ты можешь попасть в другой мир. Ты пойдёшь, медленно-медленно, по знакомой дорожке старинного парка, присядешь на берегу глубокого тёмного озера, у которого, кажется, в прошлом году бесследно исчезла младшая королевская дочь. Тонкая чёрная змейка с двумя головами обовьётся вокруг твоей шеи, нашёптывая слова, исполненные тайны. Ты поднимешь голову и увидишь башни старого замка, где древняя ведьма с глазами цвета мёда и льда принимает у себя храбрых рыцарей, сражающихся за правду, и прекрасных менестрелей, каждое слово которых скрывает в себе любовь и нежность. Говорят, если заглянуть в ведьмины глаза, можно ощутить всю глубину неба и жаркое дыхание ада, а ещё можно увидеть себя стоящим на вершине огромной скалы, скрывающей в себе пещеру старого, как мир, дракона. И если будешь смотреть очень внимательно, сможешь даже разглядеть собственную улыбку.

Люблю себя красивую...

Это я

...А Паша  — молодец.

Расскажу вам историю...

Как уже известно, наверно, подавляющему большинству моих чудесных читателей, у меня с детства... то есть с первого курса... а может, и с детства... в общем, есть идея фикс относительно исследования и налаживания взаимоотношений между студентами и преподавателями. Про это в моей жизни были и есть множество разговоров, несколько статей и одна кандидатская диссертация, но я всё равно продолжаю об этом думать, вернее, ЭТО продолжает думать меня.

Вот сейчас, например, буквально только что мне в голову пришла идея проекта, который можно было бы осуществить в рамках этой глобальной темы. Мы можем попросить преподавателей рассказывать истории о студентах, а (или) студентов — рассказывать истории о преподавателях. Уже само по себе рассказывание истории многое открывает тому, кто рассказывает, и тому, кто слушает. Может быть, такие истории окажутся познавательными или даже терапевтичными, а может быть, и нет. Может быть, их будет полезно исследовать, а может быть, и нет. Но, так или иначе, они совершенно точно окажутся интересными. Вот я и пишу эту идею сюда, чтобы не забыть.